.
Руководителя общественного объединения «Добрая воля», редактора "Новостей Курасовщины" Леонида Скоробогатого допросили в Комитете государственной безопасности. Леонид Иванович согласился рассказать, как это происходило.
Новости Курасовщины: Расскажите, как всё начиналось…
Леонид Скоробогатый: Около трех недель назад позвонил человек, представился следователем КГБ. Предложил явиться на допрос в качестве свидетеля. Я ответил, что если будет повестка, тогда приду. Спустя три недели позвонили еще раз, попросили быть дома – сказали, что привезут повестку. Привезли повестку, вручили под расписку. Явиться на допрос надо было через три дня.
КГБ начинается с бюро пропусков.
Леонид Скоробогатый: Говорят, театр начинается с вешалки. В таком случае КГБ начинается с бюро пропусков. В повестке было указано время 11.00, я пришел на несколько минут раньше. Предъявил документы прапорщику в окошке. Тот отвечает, что ожидайте, за вами придут. Я остался ожидать, а прапорщик закрыл свою караулку и отправился на улицу курить.
Ровно в 11.00 прибыл тот самый сотрудник, который приносил мне домой повестку. Взял у меня документы, затем дождался курильщика-прапорщика. Прапорщик выписал пропуск, и меня повели на допрос.
В следующих дверях стоит турникет-вертушка. Никаких особых мер предосторожности я не видел, карманы не проверяли, металлоискателем не обыскивали. По коридору вели как положено: я впереди, сопровождающий - сзади.
Как проходил допрос в КГБ
Первоначально присутствовали два сотрудника: один представился как дознаватель, второй – как оперативник. Через некоторое время, когда стало понятно, что я показаний не даю, оперативник ушел, и дознаватель продолжал допрос один.
НК: Как понять, что Вы не давали показаний?
Л.С.: Как известно, свидетель обязан честно отвечать на все вопросы. За отказ от показаний и за заведомо ложные показания предусмотрена уголовная ответственность до 6 месяцев лишения свободы. В то же время можно не отвечать на вопросы, если они не касаются дела, а также можно не давать показаний в отношении себя и своих близких.
Таким образом, я не ответил ни на один вопрос: Либо вопросы касались меня и моих близких, либо не имели прямого отношения к данному уголовному делу.
НК: По какому делу Вас допрашивали?
Л.С.: Этого я говорить не буду.
НК: Вы давали подписку о неразглашении?
Л.С.: Не совсем, если можно так сказать. В протоколе была такая графа, что свидетель предупреждается об ответственности за разглашение тайны следствия. Я расписался с оговоркой, что сотрудник меня предупреждал, но никаких секретов следствия мне никто не сообщал и ничего скрывать я не собираюсь. Не уверен, что эта оговорка имеет какую-то юридическую силу, но на самом деле я никаких тайн следствия не знаю.
НК: Вас никак не принуждали давать показания, не пугали, не давили?
Л.С.: Нет, сотрудник, который проводил допрос, вёл себя прилично, моих прав не нарушал, никакой хитрости и подлости не подстраивал… К нему у меня претензий нет.
Впрочем, .... Это мой первый в жизни контакт с КГБ, и об их методах работы я ничего не знаю. Возможно, это один из способов вести допрос.
Как бы там ни было, ни на один вопрос мне отвечать не пришлось.
Весь протокол допроса занял один абзац: список вопросов, и что на все вопросы отвечать отказался.
НК: Вам делали предложения о сотрудничестве?
Л.С.: Еще до начала допроса я им сообщил, что верую в Господа Бога, и поэтому не имею права участвовать ни в каких сомнительных делах. Может быть, поэтому не предлагали… А может и не собирались предлагать.
НК: Еще будут вызывать?
Л.С.: Это не ко мне вопрос, а к следствию… Но если рассудить логически, какой смысл допрашивать меня еще раз, если я ничего не знаю?